...inner fear - your worst enemy... (c)
Так легко...
Иногда я думаю, как же это легко – просто встать однажды ночью, сказать проснувшейся от скрипа постели матери, что иду на кухню – попить воды, выйти в коридор, взять там лежащие на полке ключи от входной двери и уйти…
Просто открыть дверь, и, как была, в ночнушке и тапочках – на улице лето, я не замерзну – уйти.
Спуститься по грязной подъездной лестнице, пропахшей сигаретами и кошками, открыть тяжелую железную дверь и выйти на встречу прохладному и свежему ночному воздуху. Потом выбросить ключи от квартиры в ближайший куст акации (зачем они мне теперь?) и пойти по пустому двору туда, где не будет уже ни правил, ни запретов, ни предрассудков…
Местный пьяница, которого жена не пустила сегодня домой, чтобы не мешал детям спать, поднимет со скамейки тяжелую с похмелья голову, взглянет на меня, как на сумасшедшую, и проводит долгим взглядом заспанных глаз, пока я не скроюсь за углом соседнего дома… А на следующее утро он станет рассказывать собутыльникам, что видел вчера ангела в ночной сорочке и в тапочках, который с развивающимися волосами и счастливой улыбкой на лице прошел по двору. Но друзья успокоят его, сказав, что это был не ангел, а белая горячка.
А я пойду дальше – мимо закрытых шторами глаз уснувших домов, мимо спящих в них людей, которые так устали за вчерашний день… Они много работали, на них кричали начальники, они ругали детей за двойки, они чинили сломавшийся кран, они готовили завтрашний обед… А вот теперь они спят и думают, как же это легко – однажды все бросить и уйти, а потом усмехаются про себя – никуда они не уйдут, у них ведь есть семья, карьера, у них ведь такая спокойная, налаженная жизнь, они никогда ее не бросят – они ведь нормальные люди.
Я пройду мимо еще одного дома – такого же, как и все, в этом доме на третьем этаже будет окно, слабо освещенное светом ночника, и в окне будет вырисовываться силуэт девушки, сидящей на подоконнике и задумчиво глядящей в серо-рыжее небо. Мы посмотрим друг другу в глаза и улыбнемся – ведь мы обе знаем, что звезды там есть, пусть даже их не видно, но они есть, и иногда они ласково подмигивают нам… А еще я знаю, что скоро ей тоже будет легко…
И я пойду дальше. Я пройду мимо компании наркоманов, которые посмотрят на меня и решат не связываться с сумасшедшей… Я пройду мимо бомжа, который на меня даже не обратит внимания – он и не такое видел ночью в Москве. В каком-то дворе глухо пролает пес, по-своему, по-собачьи, выругавшись на меня за то, что я потревожила его долгожданный ночной покой, свободный от воплей напуганных детей, брани разозленных мамаш и сварливого кудахтанья старух на скамейках. Из окна первого этажа будут слышны крики вернувшегося из командировки мужа, который уличил жену в измене, а по двору, сжимая в руках наспех собранную одежду, побежит застигнутый врасплох любовник. И я рассмеюсь, проводив его глазами.
Я выйду на дорогу, освещаемую фарами и мигающим светом желтого, как у кошки, глаза светофора. Мимо меня проедут редкие машины. Кто в них? Куда они спешат так поздно, откуда? Может быть, они догоняют свою любовь, может быть, они убегают от своей судьбы… может быть, они не боятся свободы… Я этого никогда не узнаю: полосы белого света фар резко вырываются вперед, шорох колес по асфальту все дальше, и вот я уже совсем одна на ночной дороге.
Я пойду вдоль шоссе прочь от центра Москвы, туда, где на ясном небе видны звезды. Я никогда не была за городом ночью, но мне все время казалось, что там обязательно должны быть видны звезды. Там меньше освещения, поэтому они могут не прятаться и не обижаться на людей за то, что те заменяют их живой свет мертвым электричеством. А еще там должна быть ярче луна.
Я очень люблю луну, она многое знает: если солнце видит, как люди работают, разговаривают, ссорятся, мирятся, занимаются повседневными делами, то луна видит, как они мечтают, как признаются в любви, как они смотрят в небо, сидя на подоконнике у раскрытого окна… Луна видит людей в те моменты, когда они могут быть свободны, когда они – люди…
Сзади послышится свист и меня догонит сильно запыхавшийся мент. Он тот час же начнет спрашивать меня, что со мной случилось, кто на меня напал, он попросит мои документы и спросит, где я живу… Я громко рассмеюсь, запрокинув вверх голову, я отвечу, что ничего не случилось, что никто на меня не нападал, что документов у меня нет, что я Дочь Луны и возвращаюсь домой… Он осмотрит меня с ног до головы, остановит взгляд на ночной сорочке из тонкой ткани, на домашних тапочках с открытыми пальцами, и спросит, не вызвать ли мне скорую. Я отвечу, смеясь, что все хорошо, и что мне пора, а ему нельзя столько работать. Он попытается меня удержать, говоря, что мне еще можно помочь. Я, сделав очень серьезное лицо, спрошу, зачем мне помогать. «Вы не в себе», – скажет он и еще парочкой предложений намекнет, что я сошла с ума. А мне опять станет смешно, и я процитирую фразу, вычитанную в какой-то книге: «Когда весь мир перевернут, легче считать ненормальным того, кто держится прямо». Он ничего не поймет и потянется за рацией, а я покажу ему на луну и скажу, что иногда понимать не надо, надо просто поверить, а со мной ничего не случится – меня луна защитит.
И я пойду дальше, а он еще долго будет смотреть мне вслед, и он никогда не забудет эту ночь и эту встречу, и потом, когда он будет, улыбаясь, смотреть на луну, его будут спрашивать, что с ним, и он будет рассказывать, как однажды ночью встретил на Рязанском шоссе Дочь Луны. Ему скажут, что тогда он переутомился и заснул, но он только рассмеется в ответ – ведь он-то знает, что иногда нужно просто поверить…
На востоке появится застенчивая розовая полоска зари. В такие часы не понятно, что сейчас: еще вчера или уже завтра… В любом случае – до утра далеко, а значит мама еще не проснулась и еще не волнуется. Я не хочу, чтобы она волновалась – расстаться с ней было самым нелегким. Теперь я далеко… от всего. И это хорошо, потому что теперь все легко…
На придорожной траве появится роса, и я сниму тапочки и пойду по ней босиком. Я буду вдыхать утренний воздух, еще чистый, еще не пропитанный насквозь газом и голосами. Все – теперь уже не Москва, теперь я одна, и мне легко.
И я пойду по траве куда-то южнее и восточнее Москвы, и только одна мысль не будет давать покоя – зачем я так долго ждала? Зачем мне нужны были эти годы в плену обыденности, что они мне дали? Годы, в которые были вчера и сегодня, и будут завтра и через год школа, уроки, работа по дому, сплетни с подругами и закрытые на зиму окна? И вообще, была ли там я? Или это была просто оболочка, запрограммированная на выполнение одних и тех же функций каждый час, каждый день, всю жизнь?.. Какое теперь мне до этого дело – теперь я здесь, где все легко.
Начнутся леса… не такие, как городские парки – леса с буреломами, чащами, дикими животными, такие леса, какими мамы пугают непослушных детей… но мне не страшно, потому что мне легко.
Я войду в мир леса, ноги утонут в зеленом ковре мха, а по голове ударят густые и пьянящие запахи древесной смолы, грибов и цветов. Я буду идти, разглядывая небо между сплетенных ветвей, я буду останавливаться и слушать, как бьется сердце деревьев. Они теплые и живые, и если очень долго пытаться, то можно услышать, как они разговаривают. И я слышу – они говорят мне, что я пришла.
Наверное в прошлой жизни я была волком. Потому, что я люблю лес, и ночь, и луну, и еще потому, что я люблю свободу, и я не боюсь, и мне легко… Наверное даже сейчас я волк, нужно только встать на колени, поднять лицо к небу и завыть. Я ведь никогда не любила людей, и мне было с ними сложно. Люди меняют маски, они всегда врут: врут мужу, что любят его одного, врут детям, что устали на работе, и к ним нельзя сейчас приставать, врут знакомым, что у них все хорошо, врут родителям, что идут ночевать к подруге, врут кому попало, что никогда не совершали ошибок… Они всегда дают советы, но никогда не знают, как самим справиться с проблемами. Они привязаны к вещам и не могут позволить себе встать однажды ночью и уйти.
И как вы, закомплексованные, несвободные идиоты, смеете указывать мне, как мне себя вести, как вы смеете говорить мне, что я не права, как вы смеете называть меня ненормальной? Нормально – это так, как вы? Разве не вы говорили, что хотите все бросить и стать наконец свободными? Вы оправдываетесь, что это сложно... нет, поверьте мне, это легко…
Какое мне теперь до вас дело?..
Солнце поднимется, и я подумаю, что мама проснулась и ищет меня… Мне жаль ее, я ведь даже не оставила ей записку. Хотя, что бы я там написала? Что ухожу туда, где легко? Она бы меня не поняла – она слишком земная…
Интересно, долго меня будут искать? Сколько бы не искали, они уже не найдут. Теперь я не человек, теперь я лесная волчица, я Дочь Луны, я отголосок древней сказки. От прошлого мира я свободна, как будто с меня наконец сняли оковы, и как же от этого легко…
Я теперь знаю, что я не умру. Я всегда так боялась, что однажды мое тело положат в узкий деревянный ящик, где не хватает воздуха, забьют его гвоздями и закопают в землю… Почему люди придумали такой обряд? Неужели для того, чтобы и после смерти не дать человеку стать свободным? Большинство умирает еще при жизни, когда однажды они перестают видеть Небо, а видят только густые тучи и моросящий дождь, и им не страшно быть навеки заключенными в тесный гроб – они к этому привыкли… Теперь со мной такого не будет – я не умру, я просто стану еще дальше от вашего мира…
И я пойду дальше и дальше в лес. Я буду благодарить Бога за то, что он дал мне силы решиться… Я всегда свято верила в Бога, а мама считала меня чуть ли не сатанисткой, потому что я не ходила в церковь. А разве церковь – это не очередная темница? Почему я должна обращаться к Богу молитвами, придуманными кем-то? Мне намного легче говорить с Ним своими словами, не вызубренными наизусть, а идущими от сердца.
И я буду говорить и говорить, о том, как я счастлива, о том, как я свободна, о том, как мне легко…
И я буду улыбаться, глядя на солнце, а по щекам будут течь слезы, потому что солнце очень яркое и жжет глаза.
Странно, сегодня я полюбила солнце… Наверное, потому, что здесь оно не такое, как в Москве. Там оно злобно щурится сквозь просвет в тучах на людей, запертых в стеклянно-бетонных коробках, и оно накаляет асфальт, и оно делает воздух тяжелой и липкой смесью из пыли и шума. А здесь солнце молодое и беззаботное. А еще оно зеленое, потому что светит через листья…
И мы с ним пойдем сквозь лес и будем улыбаться друг другу… И лучи обнимут меня, окружив со всех сторон… И мне кажется, что я растворяюсь в них и сливаюсь с ними… А зеленое солнце протянет мне руку и пригласит идти за ним, и это похоже на то, как ты погружаешься в теплую ванну, и немножко – на то, как ты падаешь в ласковые ладони сна…
И я – это Свет… Я – это журчание ручейка… Я – это песня птицы, доносящаяся с дальнего конца леса… Я – это ветер в зеленых кронах… И так легко…
(с) Драугэль.

А картинка прямо по настроению. На прошлом дневнике где-то в середине есть запись, как раз о том. Жаль, раньше картинки у меня не было...